В конце прошлой недели в Киеве завершилась Международная конференция «Атомно-энергетический комплекс Украины: международное сотрудничество и кооперация, инвестиции, ядерно-топливный цикл». Словом, «Энергоатом» созывает инвесторов» (это написал не автор, а пресс-служба компании в заголовке пресс-релиза, подготовленного к началу конференции). И действительно, без внешнего финансирования НАЭК «Энергоатом» вряд ли сможет поднять весь чрезвычайно затратный комплекс задач, поставленных перед этим сектором украинской энергетики. Как стало известно на конференции, сейчас в разработке и внедрении «Энергоатома» 11 структурных проектов на общую сумму 51,7 миллиарда гривен. Это достройка 3-го и 4-го энергоблоков Хмельницкой АЭС (сроки ввода, соответственно, 2016 и 2017 годы), строительство централизованного хранилища отработанного ядерного топлива, международного центра по подготовке ремонтного персонала на Запорожской АЭС, вывод из эксплуатации одних блоков и продление сроков работы для других. Да еще программа повышения надежности и безопасности ядерных объектов. Кроме того, как сообщила на конференции замминистра топлива и энергетики Наталья Шумкова, министерство рассчитывает до 2020 года привлечь в развитие уранового производства в стране 17 миллиардов гривен. И этот процесс, похоже, уже начался. Украина вроде бы получила от России кредит на $2 миллиарда. По словам Президента Виктора Януковича, он будет использован для строительства двух атомных энергоблоков и завода по производству ядерного топлива. Впрочем, с этим, по-видимому, не все так просто. Не случайно «Энергоатом» рассматривает возможность выпуска в 2011 году облигаций на $100 миллионов. О проблемах ядерного комплекса Украины — в интервью «Дня» с президентом «Энергоатома» Юрием НЕДАШКОВСКИМ.

— Насколько коррелируются вопросы, обсуждающиеся на международной конференции, и недавние украинско-российские договоренности в сфере атомной энергетики?

— Сегодня и вчера на конференции обсуждался более широкий спектр вопросов. Речь идет о развитии ядерно-энергетических комплексов и, естественно, в первую очередь Украины, о создании в нашей стране собственного ядерного топливного цикла. А те договоренности с Российской Федерацией, о которых вы говорите, это одна из составных частей. У нас есть договоренности о совместном строительстве двух энергоблоков на Хмельницкой АЭС, и о создании на территории Украины завода по производству ядерного топлива. Оба эти вопроса мы обсуждали и здесь. Причем затрагивали и финансовые аспекты, и социальные. Мы говорили о том, как создать благоприятный инвестиционный климат.

— А вопрос о сооружении совместного предприятия по производству ядерного топлива в Ангарске также обсуждался?

— Решение об участии Украины в международном центре по обогащению урана было принято еще три года тому назад. Просто оно достаточно долго имплементировалось.

— Создание совместного украинско-российского предприятия по производству ядерного топлива, выбор российского подрядчика и реактора для строительства двух блоков на Хмельницкой АЭС, участие в ангарском проекте нередко рассматривается как угроза для дальнейшего развития отечественного атомного комплекса. Мол, таким образом мы не только получаем проблемы сегодня, но и закладываем завтрашнее техническое отставание, поскольку связываем себя долгосрочными обязательствами с далеко не самым продвинутым партнером. Насколько оправданы эти опасения?

— Мы выбирали только самые лучшие решения. Причем рассматривали все исключительно на конкурсных условиях. Если нами приняты реакторы, строящиеся по российским технологиям, то нельзя забывать, что предварительно были проведены конкурсы, на которые пригласили пять ведущих мировых игроков рынка строительства реакторов. Три из них приняли это приглашение («Вестинхауз», корейцы и россияне), а два — отказались. Во второй тур вышли корейцы и россияне («Вестинхауз» снял свое предложение после дополнительных вопросов). Победителем межведомственная комиссия признала россиян. При этом были учтены все аспекты — и безопасность, и современность технологий, и возможность имплементации, совместимости нового оборудования и существующих строительных конструкций. Обязательным нашим условием было также участие украинского капитала в строительстве. Мы требовали, чтобы не менее 60% добавленной стоимости приходилось на украинские предприятия. Поэтому по совокупности параметров победили россияне, поскольку их предложения соответствовали мировым подходам и интересам Украины.

— Я далеко не специалист в ядерной области, тем не менее, могу навскидку назвать несколько сложнейших задач, решить которые в ближайшие годы должна НАЭК «Энергоатом». Это вывод атомных блоков из эксплуатации, продление сроков эксплуатации других блоков, дальнейшее усиление системы надежности и безопасности действующих АЭС, строительство хранилища отработанного топлива и, наконец, достройка, а по сути — новое строительство и оснащение двух энергоблоков Хмельницкой АЭС. Хочу спросить: и все это за средства «Энергоатома»? Какие еще источники финансирования могут быть задействованы?

— Вчера у нас проходило пленарное заседание, посвященное привлечению инвестиций. А еще речь шла о том, что в составе тарифа, устанавливаемого нам Национальной комиссией регулирования энергетики, должна присутствовать также и инвестиционная составляющая. Представитель НКРЭ, выступая на конференции, приводил данные об инвестиционной составляющей тарифов других стран, развивающих атомную энергетику. И везде она куда выше, чем в Украине, где в тарифе самые низкие капитальные затраты. Отсюда вывод: инвестиционную составляющую для «Энергоатома» необходимо повышать. Но это не значит, что рост тарифа будет соответствовать стоимости строительства новых энергоблоков. Повышение тарифа должно делать его более привлекательным для инвесторов и способствовать тому, чтобы мы могли получить займы на длительный период и обслуживать их. Естественно, это куда меньше, чем если бы мы хотели включить в тариф все необходимые средства, чтобы получить их за один год. Так что мы рассчитываем и на инвестиционную составляющую тарифа и механизм привлечения инвестиций. С россиянами мы уже принципиально договорились, а все, что касается следующей серии энергоблоков, надо будет прорабатывать. Но без инвестиционной составляющей нам не обойтись, а пока что ее нет.

— Каким все-таки должен быть тариф для атомной энергетики с учетом инвестиционной составляющей?

— Эти цифры подсчитаны и приводятся в нашей целевой экономической программе до 2020 года. В 2015 году тариф должен составлять 28,5 копейки за киловатт-час, а в 2020 году — 38,1 копейки. Это позволит нам выполнить все задекларированные планы ядерного строительства.

— Может быть, вам не стоит добиваться от регулятора повышения тарифа, а просто перейти на двухсторонние контракты, заключая их на создающейся Украинской энергобирже?

— Это было бы очень хорошо. Но пока что не существует ни этой биржи, ни возможности заключать такие контракты. Вчера на конференции рассматривались механизмы реформирования энергорынка. И мы их, конечно, приветствуем. Потому что доходность «Энергоатома» тогда резко возрастет. Мы участвуем в рабочих группах, занимающихся этой проблемой (всю эту работу возглавляет руководитель НКРЭ Сергей Титенко). И мы хотим научиться, как сказал на конференции наш вице-президент по экономике и финансам Юрий Резуник, говорить на одном языке с биржевыми торговцами...

— Сколько времени потребуется для того, чтобы отработать все эти вопросы и перейти на новую систему расчетов за электроэнергию?

— Переход будет постепенным. Сначала не более 20% рынка планируется отдать под двухсторонние договоры, а с 2014—2015 года перейдем на них и на балансирующий рынок полностью.

— Такой темп для вас приемлем или вы хотели бы двигаться быстрее?

— Конечно, нам было бы выгодно перейти на эту систему гораздо раньше, но организационно такие темпы просто нереальны. Все эти проекты были у нас еще в самом начале тысячелетия, но из-за постоянных смен власти развивать их не было возможности.

— Много шуму наделал в Украине российский кредит то ли на два, то ли на четыре миллиарда долларов. Говорили, что два из них точно пойдут на постройку атомных блоков на Хмельницкой АЭС. «Энергоатому» уже что-то перепало?

— Для шума не было никаких оснований. Сейчас подписано только межправительственное соглашение. Речь там идет о намерениях строить блоки по российской технологии и за российский кредит. Главное положение соглашения состоит в том, что российский кредит будет распространяться и на российскую часть поставок, и на украинскую (мы будем закупать примерно 85% оборудования и услуг в России и Украине, в том числе на 60% — в Украине, 15% — в других странах). Когда называлась цифра четыре миллиарда долларов, то речь шла о предельной стоимости проекта (обычно этот показатель устанавливается при международных заимствованиях и означает, что стоимость строительства ни в коем случае не может быть выше). На самом деле мы надеемся, что проект будет существенно дешевле.

— Говорят, что деньги уже поступили в Украину...

— Это не так. Они придут только после того, как будет подписано кредитное соглашение. Сейчас по поручению нашего премьер-министра и председателя правительства Российской Федерации оно отрабатывается министерствами финансов. Могу ответственно сказать, что деньги на достройку блоков не поступали. Сейчас только идет выбор уполномоченных банков, которые будут обслуживать эти кредиты, то есть тех, кто конкретно будет давать деньги с российской стороны, и украинских банков-операторов, которые будут их принимать. Я боюсь, что кредитное соглашение мы будем еще года два разрабатывать, дай Бог, чтобы успели немного раньше. Андрей Петрович Клюев (первый вице-премер Украины. — Авт.) говорил, что на это уйдет девять месяцев. Это было бы очень хорошо.

— При ведении строительно-монтажных работ такого масштаба для вас чрезвычайно важна система государственных закупок. Когда-то мы с вами уже обсуждали ее негативы. Сегодня есть изменения к лучшему?

— Я считаю, что система госзакупок и соответствующее законодательство должны определять исключительно правила закупок за бюджетные средства. А у нас с 2005 года эту систему распространили и на государственные предприятия. Тем самым государственный бизнес поставили в неравные условия с частным, что в принципе противоречит Конституции нашей страны. Иными словами, нас просто связали по рукам и ногам. И в этой сфере я по сегодняшний день не видел ни одного законодательного акта, который бы решал эту проблему. Уверен, что тендерное законодательство только порождает коррупцию, если в обязательном порядке вас заставляют что-то закупать исключительно на конкурсах. Уверен, что выбор в данном случае должен предоставляться первому руководителю. Государство должно подбирать такие кадры, которым можно доверять и людей, и деньги. А уже руководитель, исходя из конкретных обстоятельств, должен решать, покупать ли на тендере и на каких условиях. И за это он должен нести ответственность. Любое тендерное законодательство, сколь бы безупречным оно ни казалось, не будет для страны полезным, если будет излагать одни правила для государственных предприятий, а другие — для частных. Нельзя гробить государственный бизнес! Об этом я готов говорить на самом высоком уровне.

— Не заставил ли вас кризис и сложные задачи технического развития отложить до лучших времен расходы на социальное развитие коллективов атомщиков?

— Да, кризис всегда больно бьет именно по этим статьям расходов. «Энергоатом» не стал исключением. Мы вынуждены были притормозить и капитальное строительство, и планы по социальному развитию. А как же иначе, если весь прошлый год мы жили в условиях замороженного развития?! Мы даже были вынуждены договориться с профсоюзом о нарушении условий коллективного договора. Весь прошлый год производилась только индексация заработной платы на размер инфляции... И только после того, как в конце года был принят закон о социальных стандартах, мы, выполняя его, подняли зарплату, по сути, не имея для этого источников финансирования.

— На международной конференции приводились данные о том, что лишь 20% граждан Украины поддерживают намерения развивать атомно-энергетический комплекс страны. Как вы собираетесь на это реагировать?

— За время существования атомной энергетики мы усвоили немало уроков. И главные из них — стремление и умение работать безопасно, надежно и открыто для всего общества. «Энергоатом» проводит политику открытых дверей при обсуждении любых вопросов атомной энергетики, интересующих общественность, и настроен на конструктивное сотрудничество со всеми, кого волнуют эти вопросы. Единственное, от чего мы не можем отказаться, это от уверенности в том, что будущее за ядерной энергетикой.

— И последний вопрос несколько философского свойства. То, о чем шла речь на международной конференции, показывает, что Украина стремится к новому технологическому укладу. Считаете ли вы подходящей также и для Украины ту цивилизационную модель и модель модернизации, которая используется в России и которую нередко называют просвещенным авторитаризмом?

— Я категорически против любого авторитаризма, даже и просвещенного. Я считаю, что даже демократический «бардак» лучше любого авторитаризма. Мне кажется. что в Украине никогда не будет ни автократии, ни деспотизма. У нас совершенно другая ментальность. И я первый противник любого ужесточения режима. Да, дисциплина в государстве должна быть. Но это не самоцель. Это лишь один из инструментов достижения поставленных целей. Но когда при авторитаризме она становится самоцелью, я, извините, против.

Источник: День